Фолкнер Уильям - Высокие Люди
Уильям Фолкнер
Высокие люди
Темный сарай с хлопкоочистителем остался позади. Затем они увидели
освещенный дом, другую машину - двухместный автомобиль врача, тормозящий у
ворот, - и услышали, как залился где-то пес.
- Приехали, - сказал старый помощник начальника полиции.
- А это что за машина? - спросил мужчина помоложе, не здешний,
следователь призывной комиссии штата.
- Доктора Скофилда, - ответил полицейский. - Ли Макколлем попросил меня
вызвать его, когда я позвонил, что мы едем.
- Вы что - их предупредили? - спросил следователь. - Позвонили, что я
еду с ордером на арест двух дезертиров? Так вы изволите выполнять приказы
правительства Соединенных Штатов?
Полицейский - сухой, аккуратный старик, жующий табак, - родился и
прожил всю жизнь в этом округе.
- Я так понял, что вам надо только арестовать двух ребят Макколлема и
увезти их в город, - сказал он.
- Ну да! - сказал следователь. - А вы их предупредили, дали им
возможность бежать. Может быть, даже ввели правительство в расход по
розыску их войсками. Вы забыли, что сами принесли присягу?
- Я не забыл, - сказал полицейский. - И с тех пор, как мы выехали из
Джефферсона, все пытаюсь втолковать вам то, чего вам забывать не след. Но
вижу, без самих Макколлемов вам этого не внушишь. Остановитесь за той
машиной. Попробуем узнать сперва, сильно ли болен - кто там у них болен.
Следователь остановился позади другой машины, заглушил мотор, погасил
фары.
- Ну и народ! - сказал он. Потом подумал: "А ведь этот дряхлый старик
со жвачкой - того же поля ягода, несмотря на почетную, высокую должность,
которая должна была бы сделать его другим человеком".
Поэтому вслух он ничего не сказал, а вынул ключи, вылез, поднял в
машине все стекла и запер ее, размышляя: "Ну и народ - жульничают,
утаивают, что у них есть земля и имущество, чтобы устроиться на
общественные работы, которых и не думают выполнять, благо конституция дала
им права на безделье; сами работы готовы загубить своими мелкими
примитивными уловками - лишь бы получить задаром матрас и тут же его
продать; откажутся и от работы ради даровых харчей и ночлега - последнего
клоповника в городе; а если и остаются в деревне, то дают о себе ложные
сведения, чтобы их ссудили семенами, которые они употребят не по
назначению - зато как они будут шуметь, негодовать, изображать
оскорбленную невинность, попавшись на этом! А когда многострадальное наше
правительство в минуту опасности просит их о пустячной услуге - встать на
военный учет, - они отказываются".
Старый полицейский ушел вперед. Следователь двинулся за ним через
крепкую некрашеную калитку штакетника, по широкой кирпичной дорожке, между
старыми чахлыми кедрами, к просторному и нескладному и тоже некрашеному
двухэтажному дому, где за открытой дверью прихожей неярко горела лампа, -
первый этаж, как заметил следователь, был рубленый.
За массивной некрашеной террасой, которая тянулась вдоль всего
бревенчатого фасада, он увидел прихожую, неярко освещенную лампой; из-под
террасы, снова залившись лаем, выскочил большой пес и, расставив лапы,
преграждал им дорогу, пока его не окликнул из дома мужской голос.
Следователь поднялся за полицейским на террасу. Здесь он увидел, что в
дверях их дожидается человек лет сорока пяти, невысокий, кряжистый, с
загорелым спокойным лицом и руками конюха; окинув следователя строгим
взглядом, он больше на него не смотрел и обращался только к полицейскому:
- Здравствуйте, мистер Гомболт. Входите.
- Здравствуйте, Раф, - с
